Насколько близки мне писатели - французы Саган, Роллан, Ажар, настолько же чужды британские Мердок, Барнс, Голсуорси, Во теперь вот. Что-то есть в них общее, пустое и холодное, как пустая бутылка из под спиртного. Луч света - Моэм.
Прекрасно написанный депрессняк, заставивший прожить еще раз самые безрадостные периоды моей жизни. Оно мне надо? И ненавистный рассказчик Чарльз.
Как говорил единственный герой романа, появлению которого я была рада:
Правда, уже тогда, мой милый, у меня возникло маленькое сомненьице. Мне показалось, что в вашей живописи есть что-то джентльменское. Вы должны помнить, что я не англичанин, мне чуждо ваше страстное поклонение хорошим манерам. Английский снобизм для меня — это нечто еще более зловещее, чем английская мораль. Но как бы то ни было, я сказал себе: «Чарльз создал произведение восхитительное. Посмотрим, что он создаст дальше».
Вспоминала Фамусова: "собрать все книги бы, да сжечь". Не так уж он был неправ, он был взрослее. А мы тогда - Чацкий, Чацкий... Кому он нужен...
Все, ухожу в подполье, есть у меня нитки, спицы и старый бумажный Джеймс Хэрриот, не пропаду.
Зато на окне у меня на работе вот такой цветник .
А этот незнакомец просто "ах".
